Логин

Пароль (Забыли?)

 Чужой компьютер
Или используйте:

Развернуть меню

Уроженец Кыштыма, музыкант Вадим Смирнов дал эксклюзивное интервью «Кыштымскому рабочему»

10-09-2021, 10:30 Категория: Общество
3 075
0

Во время его непродолжительного приезда в родной Кыштым журналисту Светлане Славиной удалось встретиться с Вадимом. Представляем вашему вниманию интервью, которое будет опубликовано в ближайшем номере газеты «Кыштымский рабочий».

                                                                          

Я помню его ещё мальчишкой. Бесхитростный взгляд, русые кудряшки, неизменная обходительность... Идеальный ребёнок, посещающий художественную школу и занимающийся музыкой. Но под ангельской внешностью и природным обаянием скрывалась натура мятежная и вполне себе хулиганистая, не приемлющая скуку и вечно ищущая приключений на свою «пятую точку». И вот, спустя много лет, передо мной сидит импозантный мужчина, успешный питерский музыкант, и только весёлые чёртики в голубых глазах напоминают мне о том прежнем Вадике Смирнове.

 

– Вадим, с чего начинался твой путь в музыке?

– (Смеётся) Я был обречён на неё с детства. Мои папа и старший брат прекрасно играли на гитаре, выступали в музыкальных коллективах. Дома всегда звучала качественная музыка. В первом классе я взял в руки тенор в духовом оркестре Вячеслава Степановича Людиновскова, затем – баритон, тромбон. Потом сел за ударную установку. Испытывал огромный кайф от барабанов и видел себя в будущем именно ударником. В 12 лет собрал свою группу «Нью Бёрн». После 9 класса поступил в Озёрский колледж искусств, на отделение Музыкального искусства эстрады «Инструмент эстрадного оркестра».

 

 – И там произошло твоё знакомство с саксофоном?

  – Да, нам предложили поменять инструмент – выбрать по желанию то, на чём будем играть в дальнейшем. Брат посоветовал саксофон, и я перешёл с медного мундштука на «дерево». Тогда я ещё искал себя в музыке, и смена инструмента была безболезненна. Особой любви я ни к чему не испытывал. На втором курсе родители купили мне первый саксофон – полупрофессиональную «Ямаху». Инструмент был недешёвым, стоил около 50 тысяч. Надо было отдавать долги, и я стал зарабатывать. Играл в ресторанах Озёрска и Кыштыма, клубах Екатеринбурга и Челябинска, на торжествах в качестве приглашённого артиста, в составе озёрской группы съездил в музыкальный тур по Золотому кольцу.

 

– А такое количество выступлений на учёбе не отражалось? Или колледж тоже гордился таким востребованным артистом?

– Колледж бил тревогу: пропуски занятий, долги по учёбе, проблемы с дисциплиной. Но меня уже понесло. Я стал достаточно популярным, был нарасхват: рекорд – шесть концертов в день, получал хорошие деньги. Мог позволить себе даже личного водителя. Учёба стало чем-то необязательным, второстепенным. Я поверил в себя как в музыканта: мне 18, а я уже «звезда». Появилась уверенность в том, что я и без образования могу всего добиться. Никто: ни родители, ни педагоги – не могли до меня достучаться, мне казалось, что меня никто не понимает. Я решил бросить колледж: выписался из общаги, сдал обходной лист и порвал пропуск в Озёрск. Тогда я ещё не осознавал, какую ошибку совершаю. Меня ждала Северная столица – город свободы, творчества и безграничных возможностей….

 

– Смелое решение, однако. И как встретил Питер «звезду кыштымского разлива»?

– Я приехал в Питер окрылённым. Краски там казались ярче, воздух чище, и словно гири с ног упали. Нет денег? Заработаю! Нет жилья? Есть знакомые, перекантуюсь пока у них, потом сниму квартиру. Работа? Да легко найду! Реалии оказались не такими радужными. Жил в коммуналке у друзей, в кладовке с тараканами. В первые три дня прогулял остатки денег, пришлось стать уличным музыкантом. То, что зарабатывал, хватало только на скромную еду. Ходил на джемы – такие тусовки, где музыканты собираются и играют без особых приготовлений и определённого соглашения. Надеялся, что заметят, пригласят работать. Думал: «Вот сейчас выйду и порву зал своей игрой». Но… увидел, как играют другие музыканты, и понял, что я по сравнению с ними никто, не достоин им даже обувь чистить. Пытался познакомиться, а от меня все шарахались – я не вписывался со своими провинциальными замашками в местный бомонд. Принять это было больно, но зато послужило началом выздоровления от моей звёздной болезни. Закончилось всё покаянным звонком родителям с просьбой прислать денег на обратную дорогу и обещанием восстановиться в колледже.

 

– Разочарование в самом себе – это, наверное, похуже депрессии. Как пережил?

– Урок был получен очень хороший. Питер опустил меня на землю, избавил меня от гордыни, заставил задуматься, правильно ли я жил и вёл себя. Я благодарен судьбе за то, что она не дала мне потратить годы на осознание собственной ничтожности, а провела короткий, но эффективный экспресс-курс, который меня полностью изменил. Пришлось снять с головы корону, пойти на поклон к директору колледжа и просить о восстановлении. Спасибо руководству, никто не лез под кожу, не злорадствовал. Со мной побеседовали, меня поняли, простили, и зачислили в ряды студентов. Я тогда все силы бросил на учёбу, закрыл долги. И диплом получил с хорошими оценками. Я хотел вернуться в культурную столицу новым человеком. Но не для того, чтобы кому-то что-то доказывать, а чтобы учиться дальше и повышать музыкальное мастерство.

 

– И снова Питер? Неужели хотелось снова туда, где пережил такое потрясение?

– Был выбор – продолжить обучение в Екатеринбурге или Челябинске. Но Питер манил. Знающие люди говорили: «Хочешь быть ближе к родителям, не растерять наработанную клиентуру и иметь стабильный доход – остановись на уральских вузах. Хочешь развиваться – вэлкам в столицу, но будь готов к нелёгкому пути и безденежью». Я выбрал второе, поступил в Санкт-Петербургский государственный институт культуры и искусства, на эстрадный факультет. Параллельно работал.

 

– Начинал с коммуналок? Какие они, знаменитые питерские «многоквартирники»?

– О, это отдельная песня! Высоченные потолки с лепниной, изразцовые печи и камины, эркеры, роскошные парадные с витражами, чёрный ход... Коридор по классике уставлен утварью десятков поколений жильцов этой квартиры. Если оторвать столетние обои, можно, наверное, увидеть наскальную живопись. Ванные комнаты и туалеты описать в двух словах невозможно. И местные сторожилы – чудные бабульки «времен очаковских и покоренья Крыма», считающих временных жильцов «коммуналки» захватчиками. Воспоминаний хватит на всю жизнь.

 

– Шесть лет в Санкт-Петербурге. Срок не малый. Что дал тебе этот город как музыканту и человеку?

– Питер – это мой город. Я это чувствую. Я здесь дома. Наверное, это связано с тем, что во мне жива генетическая память. Бабушка по линии отца была вывезена во время блокады из Ленинграда, по «дороге жизни», на Урал. Там и пришлось осесть моим предкам. Этот прекрасный город помог мне в реализации себя, я открыл здесь кучу возможностей для развития. И ещё он подарил мне друзей и единомышленников. И любовь. Уже пять лет рядом со мной моя Татьяна – безумно красивый, талантливый, мудрый и добрый человек, единомышленник, способный понять и готовый поддержать в любом начинании. Это мой надёжный тыл и моя муза.

 

– Чем ты занимаешься сейчас?

– Вот уже три года я играю в лучшем коллективе России, кавер-группе «True Party Band». Их выступления – это всегда праздник, качественная музыка, идеальные плейлисты, шоу высшего уровня. Езжу на гастроли. В свободные от выступлений с группой даты играю свою программу, рассчитанную на полтора-два часа. Иногда выступаю с другими группами. Я сессионный артист, нанимаемый для живых выступлений или студийных записей. Конечная цель – вырасти как самостоятельный артист или играть в составе со звездой-инструменталистом.

 

 

Ты так бежал от рамок, которые тебя ограничивали по жизни. Как справляешься с этим, играя в команде, где они тоже присутствуют?

– Мне не раз делали замечание, что я выделяюсь из «пачки», импровизирую, перетягиваю одеяло на себя. Я понимаю, что я солист по сути. Борюсь с этим, стараюсь учитывать общие интересы. Отрываюсь на опции «Вэлкам» – встрече гостей, когда инструменталисты без вокалистов играют программу, но саксофонист солирует. Это звёздный час артиста. Входишь в кураж, импровизируешь. За полчаса становишься мокрым, но люди подхватывают ритм, зажигаются, начинают двигаться. Это классно! Высшая похвала от музыкантов: «Вадим, ты лютый!»

 

– А что может заставить тебя уйти со сцены?

– Неуважение и хамство. Был один случай. Мы с Таней выступали на корабле. Договорённость о формате и репертуаре выступления была устная, по телефону. Отработали положенное время, стали сворачиваться. «Князёк», заказавший музыкальное сопровождение своего праздника, решил, что мы за спасибо должны отработать сверх оплаченного времени. Пальцы веером, необоснованные претензии, мат, угрозы… Я не умею разговаривать с пьяным быдлом, для меня это ресурсозатратно. И деться было некуда – кругом вода. Были бы мы на суше, развернулся бы и ушёл. С тех пор все договорённости – только на бумаге.

 

– Сейчас у тебя иной профессиональный уровень мастерства. А саксофон всё тот же?

– Нет, конечно. Но с приобретением нового инструмента связана интересная история. Я искал Selmer, но цены на него были безумными, даже в убитом состоянии меньше чем за 400 тысяч не купить. Однажды не спал всю ночь, и в 7 утра будто подкинуло что-то. Встал, открыл Авито, а там в Выборге выставлен на продажу инструмента мечты – Selmer Mark VII, 76 года выпуска. Цена – 150 тысяч. И это при том, что подобный инструмент стоит полмиллиона. Звоню. Спрашиваю, в чём подвох. Ответ: очень срочно нужны деньги. Добирался в Выборг не менее трёх часов, весь в сомнениях. Они развеялись, когда на вокзале меня встретил мужчина лет 70, посадил в машину и включил…джаз. Я сразу поверил ему. Музыкант-пенсионер когда-то играл с Игорем Бутманом, Давидом Голощёкиным, Владимиром Фейертагом. Последний преподавал у нас в институте. Едем в гостиницу, выясняется, что хозяин сакса продаёт его, чтобы помочь сыну, попавшему в трудное финансовое положение. Открываю кейс и вижу паспорт на французском языке. Душа ликует. Беру проверить инструмент, отворачиваюсь к стене, чтобы слышать отражённый от неё звук, играю мелодию. Поворачиваюсь, а старик рыдает. Говорит: «Какой звук!». Я сам чуть не расплакался, понимая, как жаль хозяину расставаться с легендарным инструментом. Постарался убедить его, что саксофон попал в хорошие руки. Потом мы ещё долго с ним пили кофе и общались.

 

– Как много денег забирает у тебя твоё творчество?

– Растёт мастерство – растут и расходы. Хороший инструментальный микрофон стоит от 25 тысяч, наушники для выступления – 7 тысяч, обслуживание саксофона – от пяти тысяч до двадцати, трости для инструмента – три тысячи в месяц, сценический костюм – около 20 тысяч, двух рубашек по полторы тысячи хватает на месяц, обувь – от пяти тысяч. У меня есть небольшая домашняя студия – на ней я занимаюсь звукорежиссурой, аранжировками. Спасибо отцу – научил. Аймак (компьютер «всё в одном») купил за 45 тысяч, старенькие мониторы папа подарил, но если менять, то хорошие стоят от 60 тысяч, стойки изолированные, звуковые изоляционные панели – 18 тысяч, студийный конденсаторный микрофон – 30 тысяч, медиаклавиатура – от 10 тысяч, наушники для сведения – 12 тысяч. Чтобы получать выхлоп, необходимо вкладываться. Три тысячи уходит на бензин, его хватает на два дня – передвигаться приходится много. Студия, на которой проходят репетиции, находится в ста километрах. Полмиллиона стоило моё обучение в институте. Дай бог родителям здоровья, без их помощи я бы не справился. Приобретение инструмента – тоже их траты. Потихоньку отдаю им долги. Но никакими деньгами не измерить их терпение и веру в меня. Низкий поклон им за это.

 

– Как пережили пандемию и связанные с ней ограничения творческие люди? Ведь Питер был едва ли не первым по росту заболеваемости ковидом.

– В пандемию остались без работы все «бродячие музыканты». Мы оказались самой незащищённой частью работоспособного населения. Мы же не производственники, а работники духовной сферы. Несли радость людям, но материального ничего не производили. Было нелегко. Пытался курьером работать. Хотел в такси устроиться, личным водителем, на газель – не брали, не хватало водительского стажа. Я был в отчаянии. Таня работала в музыкальной школе, плюс в вокальной студии. Это нас и спасало. К тому же ей от работы дали служебное жильё, и нам не приходилось хотя бы платить за съёмное.

 

– Какое у тебя самое неприятное воспоминание за это время?

– Год назад, в пандемию, предложили выступить в Донецке, на свадьбе. Знали, что там неспокойно, война, но тотальное безденежье лишило выбора – ехать или нет. Поехал вместе с известной группой барабанщиков «DrumTime». Подъезжаем к границе, вижу воронки от взрывов, изрешечённые пулями здания и заборы, неулыбчивые лица автоматчиков, сто машин в очередь на въезд в город. Стало неуютно. Выступали, видимо, у очень серьёзных людей. Везде охрана, бронированные автомобили, личный досмотр при входе и выходе, глушилки на сотовую связь. Ночевали по двое в номере. Моим соседом был руководитель поездки, и он жаловался на недомогание. Так, из Донецка я привёз не только деньги, но и «новомодную болезнь». Лечился от ковида месяц. Сейчас поставил прививку. Больше рисковать не хочу. Кстати, смотрю, в Кыштыме прививку может каждый желающий поставить без проблем. А в Питере запись на месяц вперёд, и с вакциной перебои.

 

– Пожелай что-нибудь своим землякам.

– Не бойтесь мечтать и не уповайте на судьбу, если что-то не получается. Всё в ваших руках. Я это точно теперь знаю. Рискуйте. Делайте шаги навстречу мечте, а если нет сил идти – ползите, но обязательно в её направлении.

Поделиться публикацией

Комментарии:

Добавить